5 Интернационалисты Том 1

пленных при Ростово-Нахичеванском комитете РСДРП (б), насчитывала она, по некоторым сведениям, свыше 400 членов86.

К концу осени 1917 г. свыше 100 военнопленных являлись членами большевистской организации Судженских копей и около 200 входило в объединенную социал-демократическую организацию на Анжерских копях87.

Комитет военнопленных, работавших на предприятиях Иркутска, представлял к концу 1917 г. более 300 организованных членов и работал в полном контакте с местной большевистской организацией88. С местными Советами и партийными организациями сотрудничали нелегальные или полулегальные интернациональные комитеты и революционные группы военнопленных, работавших на предприятиях Москвы, Петрограда, Харькова, Киева, Екатеринослава, Одессы, Томска, Луганска, Новой Часовни.

В связи с внешнеполитическими планами Временного правительства и его западных союзников некоторые категории военнопленных (прежде всего славянского происхождения) получили легальные возможности создания политических организаций89, Наиболее крупной из возникших после Февральской революции рабочих организаций, действовавших среди военнопленных, была чехословацкая социал-демократическая организация, консолидировавшаяся первоначально в рамках киевского Общества чешско-славянского единения (оно было создано в июле 1916 г. представителями правого, монархистского крыла чешского национального движения в противовес буржуазно-либеральным элементам, овладевшим Союзом чехословацких обществ в России). Руководители общества добились права брать «на поруки» военнопленных, определять их на работу, а позже и давать справки, разрешающие свободное передвижение по Киеву.

К середине мая 1917 г. Общество чешско-славянского единения насчитывало около 1 тыс. членов, а к середине июня уже 3786, среди которых преобладали бывшие члены Чехославянской социал-демократической рабочей партии (автономисты) 90. После революции организатор общества Ф. Дедина и его единомышленники были изгнаны, а созданная, очевидно, уже в конце марта —

3(i «Борьба за власть Советов на Дону». Ростов-на-Дону, 1957, док. № 31, стр. 68; док. № 51, стр. 82, 85—86; «Наше знамя» (Ростов-на-Дону), И (24) .V 1917.

87 «Сибирский рабочий» (Томск), № 1, декабрь 1917, стр. 26.

88 ЦГАСА, ф. 28361, оп. 2, д. 117, лл. 7, 11.

№ К середине 1917 г. распоряжением Военного министерства военнопленным — чехам, словакам и полякам — было разрешено получать работу по специальности, иметь выборных представителей, переписываться, получать литературу на родных языках, создавать кассы взаимопомощи, библиотеки и национальные организации (ГАОРСС МО, ф. 176, on. 1, д. 68, л. 272). В дальнейшем эти льготы были распространены на военнопленных румын, итальянцев, эльзасцев, сербов и других югославян (ЦГВИА, ф. 1558, оп. 9, д. 44, л. 76).

90 Archiv Vojenskeho Historickeho Üstava (далее — AVHÜ), J (8)1, с. 25.

71

начале апреля чехословацкая социал-демократическая организация взяла в свои руки руководство всей деятельностью общества. По имеющимся сведениям, за июнь в члены этой организации вступил 231 человек, за июль — 258, а к началу августа в ее рядах насчитывалось 700—800 членов91.

Общество в контакте с Киевским Советом рабочих депутатов и профессиональными союзами активно включилось в борьбу за улучшение условий труда военнопленных. В результате к концу лета было достигнуто не только уравнение оплаты и условий труда военнопленных и местных рабочих, но и общее повышение заработной платы на ряде предприятий города.

Чехословацкие социал-демократы заявили, что они горят желанием принять участие в «деятельности по утверждению в Европе начал демократизма». Они просили оказать им помощь в создании организации и пропаганде социалистических взглядов среди военнопленных. «Мы добиваемся создания свободной чешской республики, — писали они, — по этому пути мы не пойдем вместе с нашими буржуазными партиями», ибо лишь в тесном единстве с российским революционным движением «мы можем дать чешскому освободительному движению направление, отвечающее нуждам трудящихся масс народа» 92. Социал-демократы заявляли, что признают Чехословацкий национальный совет в Париже правомочным выступать от имени всей нации в вопросах дипломатических и политических, но оставляли за собой право в рамках общенациональной организации утверждать свое влияние с тем, чтобы ее деятельность велась в интересах трудящихся. Они высказывались за «создание чешской революционной армии» на основе добровольного вступления в ее ряды, считали необходимым использовать чешских рабочих на предприятиях, работающих «для обороны». В день первомайского праздника чехословацкие социал-демократы Киева открыто высказались в поддержку лозунга о мире без аннексий и контрибуций, на основе самоопределения всех народов, за создание самостоятельной чешской республики 93.

Однако большинство чехословацких социал-демократов еще находилось в плену ложных иллюзий, что только под руководством Чехословацкого национального совета чешский и словацкий народы добьются национального и социального освобождения. Они были убеждены, что социал-демократия призвана лишь придать освободительному движению, уже принявшему «революционную форму», «правильное социалистическое течение» 94.

91 ЦПА ИМЛ, ф. 17, on. 1, д. 253, лл. 50, 58, 61.

92 «Знамя труда» (Киев), 30.111 (12.IV) 1917.

93 «Известия Петроградского Совета рабочих и солдатских депутатов», 19.V (1.VI) 1917.

94 «Письмо Центрального Комитета Чешско-славянской социал-демократической рабочей партии при Российской социал-демократической рабочей партии к русской демократии». Киев, 1917.

72

Анализируя первые шаги чехословацких социал-демократов в Киеве, нужно помнить, что большинство их вышло из рядов зараженной оппортунизмом Чехославянской социал-демократической рабочей партии. Кроме того, они долгое время были оторваны от рабочего движения на родине и удалены от центральных районов пролетарского движения в России. Особенно важно учесть сложность политической обстановки на Украине, где после Февральской революции наряду с общероссийскими действовали многочисленные украинские и другие националистические буржуазные и мелкобуржуазные партии. В истинном лице этих партий военнопленным зачастую было, еще труднее разобраться, чем местным трудящимся. В большевистских организациях Украины по важнейшим вопросам войны и революции шла серьезная идейная борьба. Все это и предопределило медленность процесса перехода чехословацких социал-демократов от первоначального инстинктивного недоверия буржуазному руководству к последовательной классовой политике.

Создание революционных организаций, действовавших среди военнопленных-югославян, ввиду того, что оно тесно связано с историей сербского корпуса, будет рассмотрено ниже.

3. Национальные воинские формирования после Февральской революции

Как известно, русская армия являлась одним из самых мощных очагов революционного движения. Бурный процесс демократизации, начавшийся в ней сразу же после февральских дней, захватил и воинские формирования, созданные в России из эмигрантов, беженцев и военнопленных-славян. Вопреки сопротивлению русского и собственного реакционного офицерства, в марте—мае 1917 г. в югославянских, польских и чехословацких частях и соединениях возникли выборные комитеты. Они более или менее активно вмешивались в политические, военные, дисциплинарные и хозяйственные дела, выступали от имени добровольцев перед русской общественностью. Однако большинство этих комитетов не приобрело того значения и характера, который они имели в русской армии. Под прикрытием лозунгов об «особых» национальных задачах и невмешательстве в политическую борьбу в России командованию удалось в известной мере ограничить деятельность большинства комитетов хозяйственной и культурно-просветительной сферами.

Удержав, хотя и с трудом, в своих руках руководство национальными формированиями и считая привлечение как можно большего числа беженцев, эмигрантов и военнопленных в их ряды наиболее действенным средством изоляции своих соотечественников от российского революционного окружения, польские, чехо

73

словацкие, югославянские, румынские буржуазно-националистические организации стремились добиться согласия русских правительственных и военных кругов на расширение национальных формирований. Нужно учесть, что Временное правительство первоначально настороженно отнеслось к ходатайствам о расширении национальных частей. В обстановке усиливающихся центробежных стремлений буржуазии угнетенных национальностей самой России оно опасалось осложнить внутриполитическую обстановку, создать нежелательный прецедент. Русские промышленники в свою очередь противились массовому снятию с производства квалифицированных рабочих—эмигрантов и военнопленных. Недовольны были помещики и кулаки, лишавшиеся почти даровой рабочей силы военнопленных.

Однако к лету 1917 г., когда резко сократилось промышленное и сельскохозяйственное производство, возросла безработица, усилилось революционное двин^ение в тылу и на фронте, а русская армия отказывалась воевать, идея создания крупных национальных воинских формирований из беженцев, эмигрантов и военнопленных-славян стала находить все больше сторонников как в правительстве, так и среди генералитета. Представителям последнего, по свидетельству генерала А. И. Деникина, казалось, что такие национальные части сумеют избежать «увлечений демократизации и станут здоровым ядром для укрепления фронта и создания новой армии»95. Временное же правительство имело в виду и внешнеполитические великодержавные устремления российской буржуазии. В частности, считаясь с возможностью возникновения независимой Польши, оно, по словам А. И. Гучкова, стремилось к созданию в новом государстве «необходимой точки опоры для нашего будущего влияния», считая, что лучше всего для этого «послужила бы проникнутая русским влиянием и русской школой польская армия, ядром которой ныне явились бы части, сформированные из польских элементов...» 96 Подобного рода внешнеполитические цели никогда не упускала из виду русская буржуазия и по отношению к чехословацким и югославян-ским воинским формированиям.   -   -        .

Следует подчеркнуть, что дипломатические миссии держав Антанты, преследуя свои политические цели, также поддерживали стремление сколотить в России крупные национальные воинские формирования, в частности за счет привлечения военнопленных-. славян.

Летом Генеральный штаб разрешил начать формирование 1-й, а затем и 2-й стрелковых дивизий Отдельного чехословацкого армейского корпуса. К сентябрю обе дивизии с вспомогательными

95 А. И. Деникин. Очерки русской смуты, т. I, вып. II. Париж, 1921, стр. 130.

90 «Документы и материалы по истории советско-польских отношений», т. I, стр. 00.

74

И запасными частями и Подразделениями насчитывали около 30 тыс. солдат и офицеров, а к концу года — до 38 тыс.

Вербовочной деятельности чехословацких буржуазно-националистических организаций содействовало то, что воссоздание национальной государственности в представлении многих патриотически мыслящих военнопленных связывалось почти исключительно с военным разгромом Центральных держав. Кроме того, следует учесть, что многие демократически настроенные добровольцы наивно считали, что, вступая в армию, они будут служить делу революции на родине, а также помогут защитить русскую революцию от реакционных монархий Центральных держав. Среди добровольцев было немало людей, особенно из мелкобуржуазной среды, напуганных разбушевавшимся морем революции и видевших в национальных частях своеобразную защиту от «русских неурядиц». В национальные части вступали также военнопленные, видевшие в этом единственную реальную возможность избавиться от опостылевшего лагерного режима.

Если учесть, что в корпус удалось привлечь лишь незначительную часть более чем 300-тысячной массы чехословацких эмигрантов и военнопленных (при этом лишь около 3 тыс. словаков), то можно констатировать, что успех вербовочной деятельности Чехословацкого национального совета был весьма ограниченным.

Еще более скромными были результаты вербовочной деятельности польских буржуазно-националистических организация, стремившихся создать в России особое Войско Польское. В мае 1917 г. русское верховное командование дало согласие на формирование польского корпуса. Наряду с поляками — военнослужащими русской армии в корпус было разрешено вербовать и поляков-военнопленных, бывших солдат и офицеров австро-венгерской армии. Основой 1-го польского корпуса должна была стать 1-я польская дивизия, находившаяся под Киевом. Открыто реакционный курс польского командования, а главным образом атмосфера, царившая в революционизирующейся русской армии, по частям которой были рассредоточены поляки-военнослужащие, а также в лагерях для военнопленных, препятствовали формированию корпуса. К 29 сентября (12 октября) с Западного фронта в корпус прибыло только 2/б количества солдат, которых фронт должен был выделить. С Юго-Западного фронта вместо 12 тыс. (по разверстке) согласилось перейти в корпус лишь 2652 солдата. Для артиллерийских частей вместо 7800 солдат прибыла 1 тыс. К концу 1917 г. в 1-м корпусе было 1505 офицеров (на 169 больше штата) и 14 896 солдат (на 40 868 меньше штата), причем во 2-й и 3-й дивизиях было лишь по 2 тыс. человек97. 2-й польский корпус, формировавшийся в основном из поляков — военнослужащих рус-

97 ЦГВИА, ф. 2003, оп. 2, д. 328, лл. 216, 218; ф. 2067, on. 1, д. 2990, л. 687; «Документы н материалы по истории советско-польских отношений», т. I, стр. 161.

75

ских частей Румынского фронта, насчитывал всего 5 тыс. солдат и офицеров. А 3-й корпус являлся фактически конгломератом небольших вооруженных отрядов, создававшихся на Украине польскими землевладельцами для охраны своих имений. При этом формирование его затруднялось противоречиями, раздиравшими польских и украинских националистов.

Недооценка СДКПиЛ роли крестьянства как союзника пролетариата, люксембургианская, нигилистическая позиция ее в национальном вопросе и, в частности, признание принципиальной недопустимости создания национальных воинских частей, с одной стороны, оппортунистическая непоследовательность, реформистские шатания ППС-левицы — с другой, привели к тому, что польские интернационалистские организации недооценивали революционный потенциал польской солдатской массы. Польские пролетарские организации с опозданием приступили к практической организационно-политической работе среди солдат, подобной той, которую вели в армии большевики. Между тем здесь открывались широкие возможности, свидетельством чего является история находившегося в Белгороде запасного полка 1-го польского корпуса, солдатскую массу которого сумели повести за собой большевики.

В отличие от строевых частей корпуса, испытывавших хронический недостаток рядового состава, в Белгородском полку, ставшем притягательным центром для революционно настроенных поляков-военнослужащих, к октябрю 1917 г. было более 17 тыс. солдат и офицеров. Из всей этой массы лишь немногие, около 500 солдат и офицеров, согласились перейти в строевые части корпуса 98. Под руководством созданного сразу же после Февральской революции полкового комитета, в тесном контакте с местным Советом рабочих и солдатских депутатов, в который входили и представители Белгородского полка, солдаты-поляки решительно выступали против планов русской и польской контрреволюции, добивавшейся быстрейшего формирования 1-го польского корпуса.

Формирование сербского (позднее югославянского) добровольческого корпуса из военнопленных австро-венгерской армии началось в Одессе еще до революции. К февралю 1917 г. в 1-й дивизии корпуса числилось свыше 14 тыс., а во 2-й (к началу марта) — более 12 тыс. солдат и офицеров. Это было многонациональное воинское соединение, в котором служили сербы, хорваты, словенцы, босняки, отчасти чехи и галицийские украинцы. 2-я дивизия формировалась не на добровольных началах, а по существу принудительно. Великосербский шовинизм высших офицеров-мо

98 «Документы и материалы по истории советско-польских отношений», т. I, стр. 97—98, 143; «Октябрьская революция и зарубежные славянские народы». М., 1957, стр. 130.

76

нархистов (специально переброшенных в Одессу с острова Корфу) вызвал массовый уход из корпуса недовольных солдат и офицеров — так называемое диссидентское движение. В апреле—мае 1917 г. его покинуло 12 735 солдат и офицеров99. К лету 1917 г. большинство солдат и офицеров 2-й дивизии оставило ее ряды, а оставшимися пополнили поредевшую 1-ю дивизию. Покинувшие корпус югославяне оказались в Киеве, Екатеринославе и других городах Украины. Их распределили по лагерям или отправили на работы. Немногие, главным образом офицеры, вступили в русскую армию.

В дарницком лагере (под Киевом), где сосредоточилось значительное число солдат и офицеров—югославян, начал действовать Комитет диссидентов, в который вошли лица, принимавшие ранее активное участие в борьбе за демократизацию корпуса. Председателем комитета был избран Н. Грулович, секретарем — Н. Кова-чевич. Комитет преследовал цель создания югославянской добровольческой части в русской армии. Временное правительство и русские военные власти охотно разрешили формирование «ударного» югославянского батальона (вскоре название «ударный» было заменено на «революционный»), стремясь использовать его, как и другие подобные национальные формирования, для «поднятия духа» русской армии, доведения войны «до победного конца». Тогда же, летом 1917 г., в батальоне, насчитывавшем около 700 солдат и офицеров, был создан выборный комитет, наладивший связи с югославянами, находившимися на работах в Киеве и его окрестностях и в других городах Украины.

Вероятно, в начале июня 1917 г. возникла и массовая организация, насчитывавшая, по некоторым сведениям, до 20 тыс. членов — Югославянский революционный союз. Председателем Центрального комитета союза стал социал-демократ М. Чанак, а секретарем — социал-демократ Н. Ковачевич, являвшийся одновременно председателем комитета «ударного» батальона. Нужно констатировать неоднородность социального состава союза, серьезное влияние, оказываемое на его руководство русскими и украинскими мелкобуржуазными партиями, а также югославянскими националистическими и правосоциалистическими кругами. Руководство союза и шедшая за ним солдатская масса стояли на позиции «добросовестного оборончества» и «невмешательства» в политическую борьбу в России. По словам одного из руководителей союза — Н. Ковачевича, это была массовая национал-демократическая организация «со всеми присущими ей мелкобуржуазными шатаниями, колебаниями и предрассудками» i0°. Однако но мере развития российской революции, под влиянием рабочих с предприятий, находившихся под сильным воздействием украинских

«Октябрьская революция и зарубежные славянские народы» сто 280 ЦГАСА, ф. 28361, оп. 2, д. 168, л. 41.

77

большевиков, Союз все более склонялся к активной поддержке российских революционных организаций.

Временное правительство содействовало формированию и румынских добровольческих частей. Используя естественное стремление румынского народа к объединению, буржуазно-националистические элементы старались утвердить свое влияние среди военнопленных-румын из Трансильвании, Баната и Буковины. Они агитировали военнопленных за вступление в добровольческие части для борьбы за расчленение Австро-Венгрии, за создание «Великой Румынии», «Румынии всех румын», утверждая, что это будет государство, устроенное «на самых широких демократических началах» 101. Центром формирования румынских частей являлись лагеря в Дарнице, под Киевом. К концу 1917 г. из 120 тыс. военнопленных в румынские части было завербовано немногим более 10 тыс. солдат и офицеров. Таким образом, и среди военнопленных-румын результаты вербовочной деятельности буря^уазно-националистических организаций оказались весьма незначительными.

Одной из важнейших причин неудачи вербовки в румынские добровольческие части была революционная пропаганда, ведшаяся в лагерях русскими, румынскими, венгерскими, югославянскими и другими социалистами.

В лагерях Томска распространению революционной литературы среди румын содействовали венгерские социал-демократы, одним из руководителей которых был уроженец Трансильвании Б. Кун. В подмосковном лагере трансильванец А. Пескариу и другие революционно настроенные румыны из Трансильвании организовали группу, называвшуюся Интернационалистическая социал-демократия. Она установила связь с московскими рабочими и получала от них революционную литературу.

Факты свидетельствуют, что в национальные формирования удалось привлечь лишь незначительную часть многомиллионной массы военнопленных, эмигрантов и других временно оказавшихся на территории России иностранцев. Мало того, попытка изолировать их от революционной среды, противопоставить народам России оказалась в тех условиях не только не реальной, но и опасной. Это показали события, развернувшиеся после расстрела июльской демонстрации рабочих и солдат Петрограда.

4. Наступление контрреволюции и новый революционный подъем

Единственный выход из стремительно обострявшегося революционного кризиса в стране российская и международная реакция видела в активизации военных действий. Готовящееся Времен-

101 ГАОРСС ЛО, ф. 1235, оп. 43, д. 3, л. 36.

78

ным правительством летнее наступление нашло горячую поддержку чехословацких, польских, югославян-ских и других буржуазно-националистических организаций в России. Председатель Чехословацкого национального совета Т. Масарик, приехавший в Россию в начале мая, в письме военному министру А. Керенскому подчеркивал, что наступление на фронте — «единственно правильное решение с политической и стратегической точек зрения» 102. Однако армия не хотела воевать. Антивоенные настроения захватили, в частности, и отдельные подразделения чехословацкой бригады. Так, 2-й батальон 2-го чехословацкого полка отказался выступить на М. Козловский фронт103. Отказалась принять участие   в   июньском  наступлении  и

1-я польская дивизия, находившаяся на Юго-Западном фронте. Тогда, очистив от «ненадежных элементов», ее сняли с фронта и перебросили в Быхов, расположенный по соседству со Ставкой, где зрел заговор против революции.

Плохо подготовленное и плохо обеспеченное наступление окончилось провалом. Поражение послужило поводом к выступлению реакционных сил, обвинявших большевиков в разложении армии. Вслед за расстрелом 4 (17) июля демонстрации рабочих и солдат Петрограда, требовавших перехода всей власти к Советам, репрессии обрушились на РСДРП (б), революционные силы в тылу и на фронте. Польские и финские революционеры, как и большевики, подверглись травле и преследованиям. Разгромив редакцию «Правды» и большевистскую типографию «Труд», контрреволюционные элементы напали и на помещение редакции «Трыбуны». 6 (19) июля Временное правительство издало приказ об аресте В. И. Ленина. Одновременно агенты контрразведки арестовали видных деятелей СДКПиЛ М. Козловского, М. Броньского и др. Во дворце Кшесинекой был арестован член Петроградского комитета большевиков И. Рахья.

В обстановке развернувшейся в июне—июле 1917 г. антибольшевистской кампании русской контрреволюцией была предпринята попытка использовать группу националистически настроенных добровольцев  из  сербского  корпуса  для  ареста  и  расправы

102 Н. К а р ж а н с к и й   (К а ч а я о в). Чехо-словаки в России. М.,  1918, стр. 75—77.

103 «Pamätce Zborova». Praha, 1927, str. 51.

79

с В. И. Лениным и другими руководителями большевистской партии.

С этой целью в июне группа из 14 завербованных солдат и унтер-офицеров была тайком доставлена в Петроград, а оттуда переправлена в одну из казачьих частей, расквартированных близ Царского Села. Сербам-террористам было положено жалованье в размере 100 рублей в месяц, а в случае успешного выполнения возложенной на них задачи обещано вознаграждение по 15 тыс. рублей каяадому. По словам самих участников заговора, о нем знали князь Вяземский, контрразведка Временного правительства, командующий войсками Петроградского военного округа генерал Половцев.' Знал об этом и сербский посланник Спалайко-вич, считавший, что успех заговора обеспечил бы Сербии ни много ни мало как «благодарность всего мира». Однако дело получило огласку после того, как представитель лондонского Юго-славянского комитета в Петрограде доктор А. Мандич, опасаясь неблагоприятных последствий замышлявшегося преступления, попросил у Министерства иностранных дел и у военных властей содействия в розыске и возвращении в корпус группы террористов. Тогда все 14 человек были возвращены в Одессу 104.

Перейдя в наступление на революционные завоевания масс, Временное правительство попыталось восстановить и каторжный режим содержания военнопленных в лагерях и на принудительных работах. 15 (28) июля распоряжением ГУГШ было введено «клеймение» одежды военнопленных (в левый рукав предписывалось вшивать буквы «В. П.», номер или лоскут цветной материи). Лагерному начальству было предложено установить для военнопленных рабочий день не менее чем в десять часов и привлекать их к работам по воскресеньям. В случае открытого неповиновения, побегов и забастовок военнопленных к ним было приказано применять меры «самого сурового режима и строгого наказания» 105. 30 июля (12 августа) А. Керенский подписал специальную инструкцию, согласно которой в команды, охранявшие военнопленных, рекомендовалось зачислять прежде всего офицеров и унтер-офицеров русской армии, бежавших из плена, надеясь, что они, испытав ужас германского или австро-венгерского плена, из чувства мести не дадут военнопленным никаких поблажек Ш6. Второй параграф инструкции предусматривал установление такого порядка, «который исключал бы всякую возможность совершения военнопленными побегов, участие их в каких-либо собраниях и обществах и вообще стремления военнопленных играть какую-либо роль в политической жизни русских граждан» 107.

104 V.  К о s с a k. Prilog za historiju  1917 godine. — «Historijcki zbornik», 1957, № 1—4, str. 132—135.

105 ГАСв. О, ф. 72, on. 1, д. 5641, лл. 40, 53. 100 Там же, д. 5584, л. 140.

107 ЦГВИА, ф. 1606, оп. 2, д. 1063, л. 97,

80

12 (25) июля Временное правительство ввело смертную казнь на фронте. Одновременно реакционное командование решительно потребовало уничтожения выборных комитетов, запрещения всякой политической деятельности в армии. Во второй половине июля чехословацкое командование решило ликвидировать в частях выборные комитеты. Однако это вызвало такой протест, что уже в начале августа оно было вынуждено вновь разрешить их. Еще более рьяно действовали польские контрреволюционные организации и офицерство. Командование 1-го польского корпуса не только запретило комитеты и другие выборные органы, но и начало практиковать массовые чистки польских частей от «ненадежных» солдат и офицеров. Для того чтобы подчинить себе некоторые польские формирования, командованию пришлось отчислить до 4/5 их состава. Попытка подчинить революционный Белгородский запасной полк окончилась провалом. По-прежнему руководимый выборным комитетом полк, в котором к этому времени было больше солдат и офицеров, чем во всем 1-м корпусе, отказался подчиняться командованию.

После июльских событий в Петрограде обстановка в стране изменилась. Буржуазия сосредоточила в своих руках всю власть. Двоевластие кончилось. Мирное развитие революции было прервано.

Большевистская партия в соответствии с изменившимися условиями приступила к разработке новой тактики. VI съезд РСДРП (б) принял решение, определившее курс на подготовку вооруженного восстания. Польские и финские революционеры — Ф. Дзержинский, Ст. Бобиньский, Б. Весоловский, Ю. Уншлнхт,

A. В. Шотман и другие — приняли активное участие в работе VI съезда. Делегат съезда А. В. Шотман по поручению ЦК почти ежедневно ездил в Разлив к В. И. Ленину, помогая ему практически осуществлять руководство работой съезда. В состав нового ЦК, избранного съездом, вошел Ф. Э. Дзержинский.

В тяжелые для революции дни, когда ищейки Керенского выслеживали В. И. Ленина, по поручению ЦК в обеспечении безопасности вождя революции приняли активнейшее участие финны-большевики А. В. Шотман и Э. Рахья, а также чех

B. И. Зоф — член большевистской партии с 1913 г., секретарь партийной ячейки Сестрорецкого оружейного завода. 9 (22) августа В. И. Ленин по решению ЦК партии нелегально выехал в Финляндию. Разработка плана переезда и ответственность за его осуществление были возложены на А. В. Шотмана и Э. Рахью. Наряду с Н. А. Емельяновым, непосредственными помощниками Шотмана и Рахьи были питерская работница Л. П. Парвиайнен, семья рабочего завода «Айваз» финна Э. Кальске и машинист Г. Ялава, перевезший Ленина через русско-финляндскую границу под видом кочегара. В последней «эмиграции» Ленину было обеспечено убежище во многих финских и шведских семьях.

6   Заказ № 294

81

Работа большевистской партии по подготовке вооруженного свержения Временного правительства происходила в обстановке начинающегося нового революционного подъема, ускоренного контрреволюционным мятежом генерала Корнилова. Наиболее реакционно настроенные чехословацкие, польские и Югославии-ские офицеры являлись рьяными сторонниками Корнилова. На стороне Корнилова были и симпатии руководителей польских, чехословацких и инославянских националистических организаций. Руководители филиала Чехословацкого национального совета в России оказывали Корнилову и прямую помощь, хотя после провала генеральского путча стремились это скрыть. Еще 10 (23) августа Т. Масарик отдал распоряжение отправить 400 добровольцев из чехословацких частей в корниловский Славянский ударный полк, в котором уже существовала чешская рота. Накануне корниловского выступления 24—26 августа (6— 8 сентября), когда руководители филиала вели переговоры в ставке Корнилова, Масарик пообещал Неженцеву, командиру Славянского полка, прислать 1,5—2 тыс. добровольцев 108. Корниловцы имели тесные связи с чехословацкими офицерами, служившими в штабах Юго-Западного фронта, 7-й армии и Киевского военного округа. Немало было прямых сторонников Корнилова и среди строевых офицеров 1-й и 2-й чехословацких дивизий.

Политический и военный центры польской контрреволюции — Польский совет межпартийного объединения и Главный польский военный комитет (Начполь) — сочувствовали и помогали заговорщикам. С Начполем были тесно связаны руководящий орган русского контрреволюционного офицерства — Главный комитет союза офицеров армии и флота и один из центров заговора — штаб Петроградского военного округа. Считая генерала М. Довбор-Мусьшщкого «особенно желательным» для осуществления своих планов, Корнилов обеспечил назначение его командиром 1-го польского корпуса 10Э. Корниловцы рассчитывали вовлечь в контрре-волюциопный мятеж и югославянский «ударный» батальон (отряд) с помошъю его командира — подполковника Гойковича и поддерживавших его офицеров ио.

Однако ни польским, ни чехословацким, ни югославянский пособникам генеральской авантюры не удалось втянуть в путч сколько-нибудь значительные силы. Так, решительный протест комитета запасного батальона 1-го чехословацкого полка, расположенного в Житомире, помешал офицерам оказать поддержку

«Nase revoluce». Pralia, гос.  III, sv.  I, str.  15.

«Документы и материалы по истории советско-польских отношений», т. I, стр. 122.

И. Д. О ч а к. Югославянские интернационалисты в борьбе за победу Советской власти в России. М., 1966, стр. 63,

82

Корнилову ilt. Председатель комитета югославЯнскшо «ударного» батальона Н. Ковачевич заявил сторонникам Корнилова, что «против Советов батальон не пойдет, ибо Советы являются представителями революционной России» 112. Единодушно поднялись против заговорщиков солдаты польского Белгородского полка.

По призыву СДКПиЛ, а также ППС-левицы против мятежников Еместе с российскими трудящимися выступили широкие массы рабочих и солдат-поляков. Польские революционеры приняли деятельное участие в разложении Кавказского туземного корпуса, брошенного корниловцами на Петроград. Одпим из представителей большевиков в созданном при ЦИК Советов Комитете народной борьбы с контрреволюцией был Ф. Дзержинский. Многие польские, финские, чехословацкие', югославянские пролетарии влились в дни борьбы с корниловщиной в отряды Красной гвардии, формировавшиеся в Петрограде, Москве, Киеве, Харькове и других пролетарских центрах страны.

Разгром корниловского заговора разоблачил перед трудящимися буржуазные и соглашательские партии. Вместе с тем неизмеримо возрос авторитет большевиков и в городе, и в деревне, и в армии. В сознании рабочих, крестьян и солдат произошел серьезный сдвиг. Полевение масс нашло выражение и в дальнейшем размахе организационной и политической деятельности революционных организаций иностранных трудящихся.

Вместе с большевиками СДКПиЛ готовила своих членов, всех польских рабочих к решающей схватке с буржуазией. «Переход власти в руки пролетариата и беднейшего крестьянства, — писала „Трыбуна", — может теперь быть достигнут только революционным путем, только путем борьбы на смерть и жизнь с реакцией» ш. Польские социал-демократы энергично способствовали большевизации Советов, начавшейся после разгрома корниловщины. В новые и обновленные Советы вошли десятки поляков-интернационалистов. На Демократическом совещании была оглашена декларация СДКПиЛ о полной поддержке большевиков в их борьбе за революционное правительство пролетариата и крестьянства114. Как в список кандидатов, выдвинутый ЦК РСДРП (б) в Учредительное собрание, так и в списки кандидатов, выдвинутые местными большевистскими организациями, были включены видные деятели СДКПиЛ — Ф. Дзержинский, Ю. Лещиньский, Ю. Уншлихт, Ст. Бобиньский, М. Варшавский (Броньский), Я. Фенигштейн (Долецкий), Б. Закс, И. Фиалек, Ст. Будзынь-ский, 3. Шириньский, Я. Тарвацкий, Ф. Гжельщак и др.115

111 V. Najbrt. Rozlet a rozlom sibifskeho bratrstva. Brno, 1936, str. 23.

112 ЦГАСА, ф. 28361, on. 2, д. 168, л. 36.

113 «Trybuna», 12 (25) .VIII 1917.

114 «Рабочий путь», 20.ГХ (З.Х); 23.IX (6.Х) 1917.

115 «Рабочий путь», 30.IX (13.Х) 1917; «Солдат», 15 (28) .X 1917; «Деревенская правда», 14(27).Х 1917; «Псковский набат», 27.Х (9.XI) 1917; ЦГВИА, ф. 2048, on. 1, д. 19, лл. 1—4.

6;

83

Руководство ППС-левицы продолжало занимать колеблющуюся позицию, пытаясь иайти «средний путь» в революции. Осуждая травлю большевиков буржуазной контрреволюцией и поддержку, которую ей оказывало меньшевистско-эсеровское большинство Советов, лидеры ППС-левицы в то же время после июльских дней укрепили связи с меньшевиками-интернационалистами. Ф. Кон вошел в секретариат Центрального бюро меньшевиков-интернационалистов П6. Но многие секции ППС-левицы пошли против курса руководства, стали еще теснее, чем раньше, сотрудничать с большевиками и польскими социал-демократами.

Общее полевение масс сказалось и в том, что, вопреки руководству, в ряде организаций ППС-«фракции» и Польского социалистического объединения стало проявляться все более заметное стремление к сотрудничеству с революционным рабочим классом России, к переходу па позиции революционной социал-демократии. Происходившая в Харькове 27—29 августа (9—11 сентября) межгородская конференция Польского социалистического объединения приняла решение о роспуске организации1 '7. В связи с тем, что политическая линия объединения изжила себя, осенью 1917 г. организовалась группа СДКПиЛ в Самаре118 и в Воронежеш; в октябре, порвав с Польским социалистическим объединением и подобными организациями, образовали свою группу польские социал-демократы Одессы 12°; в адресных списках групп СДКПиЛ, время от времени печатавшихся в «Трыбуне», к Царицынской, Краматорской, Любимовской (Екатеринославской губернии) и другим в октябре прибавились адреса Александровской и Запо-рожско-Каменской (Екатеринославской губернии), Гомельской, Смоленской, Молодечненской групп СДКПиЛ121. Вначале ноября образовалась группа СДКПиЛ в Луганске122. Всего к осени 1917 г. в России действовало свыше 40 территориальных групп СДКПиЛ, входивших в состав РСДРП (б). В них состояло около 5 тыс. члеиов, не считая тех польских социал-демократов, беженцев и солдат, которые входили непосредственно в большевистскую партию.

Ускорилось организационное самоопределение чехословацких левых социал-демократов. 4 (17) августа на собрании в Киевском университете было провозглашено создание Чехославянской социал-демократической рабочей партии при Российской социал-демократической рабочей партии. 20 августа (2 сентября) датировано письмо временного Центрального комитета партии, в ко

«Новая жизнь», 21.VII (3.VIII) 1917.

«Jodnosc robotnicza», 10 (23) IX 1917.

«Trybima», 14 (27) .X 1917.

«Trybuna», 21.X (3.XI) 1917.

ЦП А ИМЛ, ф. 70, on. 2, д. 826, лл. 164—167.

«Trybuna», 21.Х (3.XI) 1917.

«Trybuna», 25.XI (8.XII) 1917.

84

тором сообщалось об основании партии и указывалось, что уже созданы местные организации в Киеве и готовится создание организаций в Таганроге, Екатеринославе, Борисполе и других местах !23. К октябрю, кроме киевской, в которой числилось 1700 членов, существовало еще 13 местных организаций Чехославянской социал-демократической рабочей партии 124. В это время вся организация насчитывала уже 2074 члена 125. В руководимом социал-демократами Обществе чешско-славянского единения в октябре было около 7 тыс. членов 126.

19 октября (1 ноября) в Киеве вышел первый помер социал-демократического еженедельника «Свобода». К этому времени три члена Центрального комитета Чехославянской социал-демократической рабочей партии вошли в состав Киевского Совета рабочих депутатов. Партия тесно сотрудничала с Киевским Советом профессиональных союзов127. Именно через находившиеся под руководством большевиков профессиональные союзы, прежде всего пекарей и типографских рабочих, а также через русских и украинских рабочих-большевиков, плечом к плечу трудившихся с военнопленными на предприятиях Киева, большевистская партия первоначально оказывала свое воздействие на чехословацких социал-демократов. Вместе с тем в руководстве чехословацкой социал-демократической организации в этот период преобладало стремление к сотрудничеству с русскими и украинскими меньшевиками.

Чехословацкие социал-демократы,  как свидетельствуют документы, ставили своей основной целью работу среди военнопленных в лагерях, на предприятиях и в армии с тем, чтобы «углублять их классовое и национальное сознание», а также «ознакомить русских рабочих со стремлениями чешского пролетариата» 128. Сотрудничество руководства партии с русскими и украинскими меньшевиками не могло не оказать влияния на позицию чехословацких социал-демократов в важнейших идеологических,   политических и организационных   вопросах.   Хотя и в письмах Центрального комитета, и в статьях первых номеров «Свободы» указывалось, что наряду с национальной свободой рабочий класс должен добиваться социального освобождения, что «свобода чешского народа будет лучше всего обеспечена лишь совместно со свободой народа русского» 12Э, в этих документах утверяедалось, что в делах «общенародных»  социал-демократы

■и LW\R]AJl',$:.17' оп-    Д- 253' лл- 25-26, 61, 84.

™ 4iÄ,tx.Ä'l'Ä4"5 'имл- *•      »•2* ж

123 Там же, д. 253, л. 25. '  '

i29 «Svoboda», 19.Х 1917.

85